Егор Летов — Концерт в Киеве (1990). Вопросы из зала.
Егор Летов: Я впервые приезжаю сам по себе, не как лидер Гражданской Обороны. Потому что такая группа видимо… мы не то что распались, просто мы больше в залах концертов играть не будем. Я даже постригся по этому поводу.
Вокруг нас, вокруг всего рока, что был в СССР, вокруг всего праздника, который был, возникло столько… я не знаю даже как назвать, это и назвать даже невозможно… это просто была такая хуйня, что я решил это всё в общем-то забросить до известной степени. Либо играть только для своих в маленьких залах, либо в акустике, либо где-нибудь на кухнях. И записываться дома, как мы до этого раньше и делали.
Суицид
У нас очень много всевозможных таких суицидальных тем. Нас очень много обвиняют Ник Рок-Н-Ролл, Свинья и прочие в том, что мы проповедники смерти. В некотором роде это так и есть. У меня теория существует по поводу того, чем мы занимаемся.
Мне кажется, что рок — это нечто типа религии самоуничтожения. То есть человек, который входит в эту систему рока, или там как-то ещё, — он входит в некие правила игры. И за некоторое время жизни, можеть быть за пять лет (а это достаточно мало) он проживает… ну, все шестьдесят как обычный человек, эмоционально.
Потому что каждый концерт нормальный — независимо от того, играет он или находится в зале — столько эмоций из него уходит, что это неизбежно ведёт к тому, что жизнь будет прожита очень скоро. Это то же самое, что было с Яном Кертисом и Моррисоном. А у нас, допустим, гитарист группы Димка Селиванов, который с нами очень долго играл, с собой покончил.
У меня существует такое мнение по поводу тех людей, которые кончают с жизнью, что это не только не грех, а эти люди в некотором роде святые. Человек, который кончает с собой, он жертвует самым ценным.
Что для обычного, массового человека самое ценное? Жизнь, сусально-жирная жизнь, которая его окружает, и система ценностей, которая его окружает. Так вот, человек жертвует самым ценным во имя некой идеи, любой идеи, которую он здесь не нашёл. Это без разницы, какая идея.
В этом смысле, каждый человек, который ушёл таким образом, он, видимо, святой. Я к этим людям отношусь с глубоким почтением и уважением.
Политические символы в песнях
Существует мнение, что то, чем мы занимались 1986 и 1987 годах — это некое политическое средство борьбы. На самом деле, все политические символы у нас в песнях — на семьдесят процентов это вообще не политика. Это некие образы, имеющие отношение к устройству мира, порядка.
Эти образы существовали всегда, просто в то время было легче и понятнее для всех так или иначе трансформировать их вот таким образом. Разговор не о том, что наши песни антисоветские, просто я писал песни антисоциальные.
Коньюктура
Я песни сочиняю как бы по некому принципу. Во-первых, песня должна… толкнуть, наверное. Я полностью выражаю в ней своё состояние в данный момент. Во-вторых, песня должна работать. А чтобы она работала, нужно, чтобы она была… не то, чтобы очень яркой, но, скажем, с красивой мелодией.
В результате возникает такой как бы парадокс. Песня нравится тем, для кого предназначена, а с другой стороны, она нравится всяким гопникам.
Александр Башлачёв
Я считаю, что Башлачёв — это самый честный человек, который был в нашем роке. У нас вышла встреча, в некотором роде неприятная. В 1987 году мы разговаривали, после этого у меня возникло некое предубеждение… чувство, что человек крайне устал и внутренне умер.
Я сейчас просто понимаю ту ситуацию, в которой он находился. Такое чувство, что я к ней тоже подхожу, скажем так. Лучшая его песня — Егоркина Былина. Я считаю… это даже не каламбур… это, наверное, самая крутая песня в советском роке.
Мистика
Я, в общем-то, мистик. Я верующий человек, но с христианской точки зрения я не просто грешник, меня вообще убить надо, покарать. Я действительно верующий человек, причём не просто верующий, а в некотором роде даже практикующий некие магические дела.
Моё личное отношение к тому, что собой являет рок… Это такое, скажем, магическое действо, в котором устраивается волшебный праздник. У меня многие песни про это, намёки разные в них на это…
Когда ты на сцене, когда ты в зале — разницы нет. Например, концерты группы «Инструкция по Выживанию» — это вообще какое-то волшебное действо. А та размазня, которая сейчас происходит вокруг рока, она вся привела к тому, что праздник кончился. Сама идея этого праздника, она в массе своей практически уничтожилась.
Борис Гребенщиков
Я могу сразу сказать, что я к нему отношусь хорошо. Потому что это человек, который создал нечто такое. чего здесь раньше не было. Почему я его сейчас не уважаю — он не смог достойно закончить, как Башлачёв. Ему нужно было в принципе уйти.
Я считаю, что для любого творческого человека, если он действительно увлечён, встают два пути. Либо идти за край того, что ему дано, либо остаться здесь, но остаться подлецом. То есть остаться крайне циничным человеком, заниматься попсой, загребать бабки и так далее. Это как раз то, чем занимаются большинство команд шестидесятых годов — Grateful Dead и прочие. Они не смогли перейти эту грань.
У каждого художника, который создал что-то честное, настоящее, у него рано или поздно будет этот выбор. БГ этого шага не сделал, и по-этому моё к нему отношение… С одной стороны, в своё время он сделал очень много. С другой — у меня к нему не то чтобы презрение, а скорее некое чувство как к человеку, который предал свою душу.
Понятно, что он в советскую действительность принёс западный рок, переводил Дилана и T. Rex, но он же под этим не подписывается. Вернее, он подписывается под текстами, которые не его. БГ — популяризатор настоящего западного рока, он очень хорошо знал английский язык и переводил западные текста очень хорошо.
Гребенщиков всё это признаёт, в интервью он постоянно говорит, что снимал Боба Дилана и Моррисона. Меня как бы несколько коробит всё это. Мне всё-таки кажется — пусть говно, но своё; пусть конфетка, но своя.
Красный Смех
У нас очень много этого символа встречается, и у Ромыча (Романа Неумоева), и у Янки, и у меня — Красный смех. Есть ещё такая группа омская, «Армия Власова», это тоже панки… Ну, по большому счёту, это всё навеяно рассказом Леонида Андреева «Красный смех». Это некий символ, манифест того, чем мы занимаемся.
Всё идёт по плану
Меня постоянно спрашивают в Москве, Питере… Ассоциируют с пограничниками, говорят, что эта какая-то политическая песня. Я вот расскажу, как её сочинил. Я смотрел очень долго телевизор, и мне было просто страшно хуёво, не помню уже почему. У меня, в общем-то, все песни рождаются в состоянии таком… ну, я говорил, в каком.
Я смотрел телевизор, не помню, какое там дерьмо, а после этого пришёл в комнату и сел. И меня до такой степени… у меня пошёл такой поток изнутри, что я взял и стал просто записывать всё подряд. Она, по правде, очень длинная была с самого начала.
Эта песня изначально написана не от имени меня, а от имени некого человека, который не просто устал, которому не просто херово… А когда человек, бывает, нажрётся страшно на похоронах или ещё где-то… Если он ещё стоит на ногах, то приходит домой и начинает стучать по столу и петь просто всё, что в голову взбредёт. Эта песня именно такая.
То есть песня не про Ленина никакого там, ни какой не коммунизм, КГБ, а именно о том, как человек приходит домой и начинает кулаком по столу стучать. А за окном идёт некая такая машина, как бульдозер и всё оканчивается… Всё идёт по плану, по большому счёту.
Вокруг этой песни было столько всего понавешано, каких-то лозунгов политических, каких-то там философий, а песня совсем не про то.
Записано Михаилом Мироновым в ДК им. Героя Советского Союза Я. П. Батюка Киевского учебно-производственного предприятия № 1 Украинского общества слепых, Киев, 24.08.1990
